Волошину Цветаева также обязана целым рядом друзей. Она писала об этом его призвании «сводить людей, творить встречи и судьбы». В Коктебеле «у Макса» Марина познакомилась с Сергеем Эфроном, своим будущим мужем. Объектом поклонения стала для нее мать Волошина — Елена Оттобальдовна, Пра, женщина, по ее словам, «человеческой и всякой исключительности, самоценности, неповторимости». Таким же событием, как встреча с Максом, оказалась для Цветаевой и встреча с поэтессой А. К. Герцык. В Коктебеле под «эгидой Макса» она познакомилась с Л. Н. Толстым, подружилась с Н. В. Крандиевской, там же состоялась ее первая встреча с Осипом Мандельштамом.

  Все в Коктебеле 11-го года нравилось Марине: и сорокаградусная жара, и непривычные шаровары, и море, и Карадаг, и даже обилие собак. «Коктебель 1911 г.— счастливейший год моей жизни. Никаким российским не затмить того сияния»,— писала Цветаева Елене Оттобальдовне в 1921 году.

  В мае 1913 года М. Цветаева вновь приезжает в Коктебель с мужем и годовалой дочкой. И если о коктебельских стихах 11-го года почти неизвестно, то именно летом 13-го созданы ранние цветаевские шедевры. Под небом Киммерии впервые прозвучали стихотворения: «Моим стихам, написанным так рано…», «Идешь, на меня похожий…», «Вы, идущие мимо меня…», «Мальчиком, бегущим резво…», «Я сейчас лежу ничком…», «Идите же! Мой голос нем…», циклы «Асе», «Сергею Эфрон-Дурново».

  Осенью Марина с семьей жила в Феодосии, а на Новый, 1914 год приезжает с мужем и сестрой к Волошину. Позднее она рассказывает о пожаре в мастерской в ту новогоднюю ночь, остановленном будто бы хозяином с помощью заклинания.

  Летом 1915 года Цветаева снова в Коктебеле, но уже без мужа, уехавшего на фронт. Приехала она с поэтессой Софьей Парнок. Последний раз, сама того не ведая, Цветаева гостила в Коктебеле в ноябре 1917 года. Она поехала в Москву за детьми, намереваясь сразу же вернуться, но судьба ей не позволила прикоснуться к этим местам.

  Когда-то, благодаря Волошина за Коктебель, она спрашивала: «Чем я тебе отплачу?» Через 21 год, узнав о смерти поэта, Цветаева напишет о нем прекрасные воспоминания «Живое о живом». Высокий лад Коктебеля она описала и в очерке «История одного посвящения». А в конце 30-х годов, подводя итоги, Марина Ивановна выстроила свой жизненный ряд следующим образом: «Таруса… Коктебель да чешские деревни — вот места моей души».