В доме Волошина сложилась своя атмосфера, в которой высокая духовная жизнь и творческие искания сочетались с активным весельем и отдыхом. Большую часть гостей составляла молодежь, входившая в литературу и разряжавшая свою энергию в остроумии, поэтических турнирах, литературных спорах, всякого рода выдумках. Лето 1911 года стало первым «обормотским» (определение Волошина) летом в Коктебеле. «Обормотство» было естественным стремлением обитателей дома внести в будничную жизнь игру, фантазию и безудержный юмор. Розыгрыши, мистификации, стимулируемые неугомонным хозяином, служили испытанием, через которое пропускались новички, были эффективным средством от снобизма и «здравого рассудка» обывателей.

   Непременным условием в правилах «обормотов» была ориентация на свободу и естественность поведения. В частности, одежду следовало одевать предельно простую и удобную, в отличие от костюмов «буржуазного типа». Здесь примером для других всегда оставались мать и сын Волошины. «Обормотство» требовало также намеренного эпатажа буржуа путем раздувания всяческих о самом себе слухов. Элементом общей игры был и своеобразный лексикон «обормотов» — пристрастие к неологизмам, шуточным кличкам.

   В 1912 году вместе с А. Н. Толстым в Коктебель приехали художник В. Белкин и пианистка В. Попова. У Волошина уже были в гостях художник К. Кандауров с женой и сестры Эфрон—Вера и Елизавета. С утра до вечера не прекращались шутки, розыгрыши, лицедейство. А тут еще появился художник Аристарх Лентулов, известный своей неистощимостью на выдумки и мистификации. Компания разыграла целое действо вокруг только что появившейся на берегу моря кофейни грека Синопли. Она была переименована на столичный лад в кафе «Бубны», украшена со всех сторон росписями и шаржированными натюрмортами, которые сопровождались примитивными виршами: «Мой друг, чем выше интеллект, тем слаще кажется конфект». Тут же были и портретные изображения. Под рисунком миловидной девушки в тунике значилось: «Многочисленны и разны коктебельские соблазны!» Незамысловатые двустишия составляли Волошин и Толстой. Последний и сам был изображен на стенке «Бубен» с надписью «Прохожий, стой! Я — Алексей Толстой!».