С 1927 года патриотом Коктебеля стал поэт Вс. Рождественский. 11 сентября он прибыл к Волошину, личное знакомство с которым состоялось весной в Ленинграде. Что касается творчества Волошина, то Рождественский был знаком с ним давно. В мае 1925 года, в 30-ю годовщину своей литературной деятельности, Волошин получил от него письмо, представленное в экспозиции гостевого зала: «С первых же строчек о Дэлосе в «Аполлоне» началась моя дружба с Вашим прекрасным стихом. Ваше имя — в числе немногих моих учителей, и если я умею немного точить слово, то это в большой степени и Ваша вина». Свои первые впечатления о Коктебеле Рождественский впоследствии опишет так: «Дом М. А. Волошина можно было узнать сразу. Он стоял одиноко, у самой морской черты, и бросался в глаза причудливостью своих архитектурных очертаний. Приземистая четырехугольная «вышка» венчала его обычную для крымских жилищ черепичную крышу. Легкие деревянные галерейки и внешние лестницы опоясывали это строение со всех сторон…» А хозяин дома предстал перед ним в облике, близком сказке и мифу: «Здесь, среди степных полынных холмов и диких скал побережья, он, облаченный в домотканую оранжевую хламиду, с обнаженной головой, с разлетающимися по ветру седоватыми кудрями под древнегреческой повязкой, с пастушеским посохом в руке, казался похожим па ясноглазого, примиренного с жизнью старца, бродячего рапсода гомеровских времен».

  Многие мемуаристы описывают момент встречи с Волошиным в его доме. Рассказ Рождественского о своей встрече с ним перекликается с другими, а потому может быть наглядной иллюстрацией этого события как ритуала: «Залаяла собака, за ней другая, и навстречу мне из-за стола, на котором, видимо, только что был подан ужин, выскочило такое множество народу, что я в первую минуту совершенно растерялся. Приветствия, возгласы, радостные восклицания. Понемногу я стал различать и знакомые лица. Вдруг все расступились. Навстречу MHЕ шел сам хозяин».

  Описывая обычное течение жизни в Доме поэта (утренние купания, творческая работа, прогулки на Карадаг, вечерние беседы, диспуты, игры), Рождественский вспоминает и о том, что имел «особую привилегию» заходить в мастерскую Волошина во время его работы: сидел тихонько, листал книги поэтов, любовался красотой интерьера. Иногда Волошин завязывал легкую беседу: «Не отрывая склоненной головы от рисунка, вкрадчиво и осторожно водя кисточкой, Волошин рассказывает что-нибудь из своих странствий по Греции, по Пиренейскому полуострову, вспоминает годы прошлого, людей, встречавшихся ему на пути и чем-либо поразивших воображение». В Экспозиции музея можно увидеть фотографию второй половины 20-х годов, на которой оба поэта запечатлены в мастерской в одну из таких бесед.