Нередко мемуаристы сравнивали Дом поэта с кораблем. Э. Миндлин, к примеру, называет его «Одиссеевым суденышком». Так вот, если дом — корабль, то мастерская — его ростра, которая как бы рассекает всегда бегущую навстречу синь морского залива. Уже в этом уподоблении дома кораблю, исходившем и от самого Волошина, заметен элемент игры, той самой игры, которая всю жизнь сопровождала поэта.

  Будучи профессиональным художником и поэтом, Волошин в то же время обладал в высшей степени артистической натурой. Дар актера ярко проявился в нем еще на гимназической скамье: выступал со стихами русских классиков, читал свои, участвовал в спектаклях (роль Городничего в гоголевском «Ревизоре» сулила ему славу талантливого актера). Но этот дар, не нашедший применения, то и дело заявлял о себе в повседневной жизни Волошина. Перевоплощения, игры, выдумки, мистификации стали одной из форм его существования. В Париже он посылал в редакции малоизвестные стихи Пушкина и заверял, что их автор аптекарь Сиволапов; рассказывал что у антиквара на улице Сэн нашел один из тридцати серебреников, которые некогда получил Иуда... В доме Волошина в Коктебеле игры никогда не прекращались. В такую игру, например, попала Анастасия Цветаева, приехавшая летом 1911 года. Старшая сестра Марина представила ей за столом на балконе поэта Игоря Северянина, красавицу испанку Кончиту, не говорившую по-русски и якобы страстно влюбленную в Волошина, и поэтессу Марию Папер.

  Компания вела себя оживленно и увлеченно. Кончита громко смеялась и откровенно ревновала ко всем хозяина дома. Мария Папер была в зеленой тунике, с мечом в руке и громко читала стихи. Затем заявила, что уходит в горы. Игорь Северянин протуливался по дорожке около дома, потом остановился у куста розы и начал с наслаждением вдыхать аромат «царицы цветов». Все участники ситуации вели себя настолько естественно, что Анастасия ничего не заподозрила. Марина же старательно разжигала любопытство гостьи к происходящему. На следующий день выяснилось, что И. Северянин — это Сергей Эфрон, Мария Папер — его сестра Вера, а очаровательная испанка — его младшая сестра Лиля.

  Кстати, игровой опыт Дома поэта помог позже Лиле Эфрон выйти из весьма пикантной ситуации. В Париже в нее влюбился некий негоциант. От назойливого поклонника не было спасу. Тогда она решила «пропустить» его через дом Волошина. Когда Лиля прибыла с ним в Коктебель, Макс понял все с полуслова. Сцена «сомнамбуликов», которая была блестяще разыграна всеми жильцами дома в течение одного вечера, надежно остудила любовный пыл француза, и он на второй день отбыл на родину. Именно после этого случая Елена Оттобальдовна, игравшая в этой мистификации роль Праматери огромного матриархального семейства, и получила прозвище «Пра».